Виктория пришла домой и застыла: комната была заброшена после шумной вечеринки, бокалы на столе, разбросанные украшения, а на подушке — её любимый плюшевый медведь с разорванным швом и торчащей набивкой. Сердце сжалось от предательства — этот мишка был даром дорогих воспоминаний, и видеть его в таком виде означало многое. Она нашла Кубу на диване, брови сведены в недоумении, с остатками веселья и запахом алкоголя. Он отмахнулся: мол, никто не виноват, это просто беззаботная ночь, ничего страшного. Его слова звучали пусто на фоне порванной игрушки и нарушенного доверия. Усталость и обида накопились. Для Виктории это стало последней каплей: обида превратилась в решимость. Она собрала осколки своего спокойствия, заявила, что не потерпит такого невнимания, разорвала отношения и швырнула в воздух проклятие, в котором хватало горечи и боли за утраченное тепло и уважение.
Через мгновение после их ссоры Куба открыл глаза и ощутил странную неподвижность. Мир вокруг изменился: всё казалось мягким и приглушённым, и он понял, что ощущает себя совсем иначе — не как человек, а как плюшевая игрушка. Его лапа была маленькой и шершавой, дыхание — невозможным, а сознание — в ловушке ткани. Он оказался в неизвестном месте, полном таких же бедолаг: мишек и зверюшек, чей взор был таким же испуганным и растерянным. Тихая тоска витала в воздухе, и в этой новой, странной плоти Куба почувствовал отголосок последствий своих поступков.