Он выходит на тропу до рассвета, когда лес ещё держит влажную темноту в ветвях. Люди зовут его спасателем — тот, кто приходит, когда рука жизни скользит по краю пропасти, когда голос в чаще замирает и нужно найти и вынести. Он знает карту каждого пожара, каждой тропы и овражка, умеет читать следы зверей и людей, ощущает приближение беды в запахе гари или резком хрусте ветки. Но в глубине головы — пустота, где должна лежать детская память: лица, запахи дома, первые шаги. Она неформальная, без названий и ников — только белая тишина, как снег на незнакомой поляне.
Каждый случай для него — не только работа, но и шанс ощутить то, чего ему не хватает. Когда он вытаскивает из-под упавшего дерева ребёнка, слышит в его плаче отголоски чего-то знакомого; когда укладывает на носилки старика, в его ладонях мелькает неопределённое тепло. Он записывает мелочи, собирает предметы, которые находят при операциях, и хранит их в ящике в гараже, как если бы собирал мозаику своего прошлого. Иногда лес подбрасывает ему обрывки: колышется занавеска, где-то прокатывается мотив, знакомый по тону, а он застынет, слушая.
Он научился жить с отсутствием ответов: спасать — значит дарить другим возможность продолжать, даже если самому не дано понять, откуда ты пришёл. Но однажды в тумане на тропе он находит маленькую вещицу, сделанную детскими руками, и сердце его дернется так резко, что на минуту память кажется возможной. Лес молчит, и он возвращается к своим маршрутам, зная, что пока память не вернулась, он будет спасать других.